Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
Небольшая дискуссия 1969 года о приключенческой фантастике в «Литературной газете» началась с полемичной статьи Всеволода РЕВИЧА:
Всеволод РЕВИЧ. Приключений ради...
Читавшие фантастическую повесть С. Лема «Солярис», может быть, помнят, как его герой, пытаясь разгадать происхождение невесть откуда взявшихся людей-призраков, разглядывает их кровь под сверхмикроскопом. Все больше увеличение. Все дальше вглубь матери проникает взгляд Криса: сначала эритроциты, потом белковые структуры, потом отдельные молекулы... Еще немного и покажутся атомы, основа всего сущего. Но напрасно нажимает на рукояти Крис – в окуляре нет ничего. Совсем ничего. Пустота.
Образ этот нетрудно применить к множеству произведений, созданных по сходному принципу: некая литературная оболочка имеется, а как заглянешь поглубже, то ничего, по существу, не найдешь. С некоторыми научно-фантастическими книгами подобная аналогия прямо-таки
напрашивается. Например, с книгами Александра и Сергея Абрамовых*.
Публикации их первых опытов в жанре фантастики датированы концом 1966 года. И вот уже третий год романы, повести, рассказы А. и С. Абрамовых не сходят со страниц журнала «Смена» и альманаха «Мир приключений», а издательство «Детская литература» выпускает их сборники в «Золотой библиотеке». Можно было бы порадоваться такому успеху, если бы...
Ревнители суровой научности, вероятно, могли бы обвинить Абрамовых в том, что их фантастические пассажи зачастую вступают в противоречие с законами мироздания (скажем, с законом причинности). И действительно, невидимые браслеты, которые мгновенно переносят своих владельцев в любое место земного шара, или метеориты с разноцветным сиянием, тоже занимающиеся перекидкой людей, но уже в воображаемые миры, — это все псевдонимы волшебной палочки, несмотря на весьма наукообразное обличие, что-нибудь вроде «концентрации субквантового биополя». Однако, с моей точки зрения, в этом нет беды. Волшебные сказки издавна пользовались не меньшей популярностью, чем нынешняя научная фантастика. Правда, сказку не стоит выдавать за что-либо иное, но в любом случае остается главное: для чего, с какой целью придумываются различные чудеса, или, говоря проще, какова идея данной вещи. Пусть сказка – «ложь», но должны быть в ней и «намек» и «урок»! Тут-то и обнаруживаются зияющие пустоты на месте атомов. В большинстве произведений Абрамовых есть, как положено, тема, сюжет, фабула, композиция, экспозиция, а вот идеи, цели нет.
Первая крупная повесть Абрамовых — «Хождение за три мира». Здесь выясняется, что существует, помимо окружающей нас действительности, еще множество параллельных миров, одинаковых с нашими, за исключением незначительных деталей. В соседнем мире, к примеру, вместо кинотеатра «Россия» на площади Пушкина стоит высотная гостиница. Во всех этих мирах у каждого человека есть двойник с тем же именем-фамилией: жены и профессии, правда, отличаются. Миры могут общаться с помощью передачи сознания в мозг «параллельного» субъекта. Этакий вариант джеклондоновского «Межзвездного скитальца». На первый взгляд, выдумка кажется довольно любопытной, но с каждой страницей все настойчивее оформляется мысль: а все-таки зачем это, зачем понадобились авторам две-три Москвы, две-три Отечественных войны и т. д. В том же «Межзвездном скитальце» путешествующее сознание героя служит, в частности, для объединения цепи новелл, каждая из которых имеет собственное наполнение. Но прогулки Сергея Громова за один ли, за три ли мира сами по себе неинтересны. Ничего серьезного с героем в этих прогулках не происходит, о посещаемых мирах мы мало что узнаем, да и что о них узнавать, ведь везде одно и то же. Стоило ли затевать столь грандиозный научный (и литературный) эксперимент, чтобы в одном из миров задержать поддонка, который намеревался остаться за границей во время туристической поездки. Это, кажется, наиболее значительный поступок героя.
Потом Абрамовы перебрасывают своего героя в мир, который обогнал нас на столетие. Ну, наконец-то авторы получили прекрасную возможность – сейчас они опишут коммунистическое завтра. Одна эта глава во многом оправдала бы накладные расходы, которые потребовались, чтобы до нее добраться. Но – поразительное дело! – авторы не хотят воспользоваться этой возможностью, откровенно уходят от нее, поместив своего героя в больничную палату, откуда многого не увидишь. Итак, истрачено четыре печатных листа, а результат? Что получил читатель?
Я подробно остановился на этой повести потому, что чуть ли не все произведения Абрамовых в различных вариантах повторяют «Хождение за три мира». В них вновь и вновь возникают те или иные параллельные миры. Что ж, фантастика в конце концов для того и изобреталась для того, чтобы создавать параллельные миры. Как в них проникнуть – на звездолете, на диких гусях или с помощью чародейства, — дело, повторяю, третьестепенное: важно, чтобы было, к чему стремиться, а то, может, и нет смысла удаляться от здания издательства «Детская литература» в Малом Черкасском.
И вот еще о чем надо сказать. Читаешь рассказ за рассказом, повесть за повестью, и тебя охватывает ощущение, что все это уже где-то было. Нет, речь идет не о плагиате. Но стоит напрячь память — и вспоминаешь нечто подобное у С. Лема, И. Ефремова, Ф. Хойла и других советских и зарубежных писателей. За таинственной лабораторией фашиствующего профессора Лефевра («Фирма «Прощай оружие!») встают точно такие же лаборатории из рассказов А. Днепрова, за путешествием советского девятиклассника в дореволюционную Москву («Глаза века») – «Голубой человек» Л. Лагина, рассказ «Спокойной ночи!» — это фантазия на темы рассказа Л. Альдани «Онирофильм», за двойниками неясного назначения во «Всадниках ниоткуда» прячутся уже упоминавшиеся лемовские фантомы и т. д. Бывает фантастика пусть плохая, но все-таки первичная. А это фантастика вторичная, производная.
Нельзя, правда, не отметить, что в книгах Абрамовых наличествуют и занимательность, и непринужденность изложения. Можно найти также и меткие наблюдения, живые диалоги – такие страницы показывают, что мы имеем дело с людьми способными. И если бы они работали с большей ответственностью, в советской фантастике мог бы появиться новый писательский дуэт, который спел бы что-либо свое, пусть даже не очень громко.
Строго говоря, произведения Абрамовых относятся к фантастике лишь внешне, потому что фантастика сегодняшнего дня – это литература больших нравственных, социальных, философских проблем. У Абрамовых же приключения описываются ради приключений.
*Александр Абрамов, Сергей Абрамов. «Тень императора». Издательство «Детская литература». М. 1967.
Александр Абрамов, Сергей Абрамов. «Всадники ниоткуда». Издательство «Детская литература». М. 1968.
«Литературная газета» от 19 февраля 1969 года (№ 8). Стр. 5
Основная тема приключенческих произведений Николая Владимировича Томана (1911 – 1974) — борьба правоохранительных органов и структур безопасности нашей страны с диверсантами, шпионами и предателями.
Николай Владимирович Томан (10.12.1911 – 06.08.1974).
Николай Томан создал несколько десятков остросюжетных шпионских и милицейских повестей, написал цикл рассказов о советских сапёрах-разведчиках и несколько фантастико-политических памфлетов. Был членом Союза писателей СССР, входил в редколлегию популярного альманаха «Мир приключений», а также в редакцию не менее популярного литературного альманаха «Искатель».
Фантастические авторские книги Николая Томана в моей библиотеке.
Томан писал и традиционную фантастику, иногда полностью основывая сюжет на фантастическом допущении, иногда – просто усиливая фабулу произведения фантастическими элементами. В ранней его повести «Мимикрин доктора Ильичева» (1939) — это атомные пушки и красящий состав, делающий советского разведчика невидимым, в повести «Что происходит в тишине» (1948) – миниатюрный телепередатчик-шпион, в повести «По светлому следу» (1950) – фантастическая, опасная даже для обслуживающего персонала гелиомашина, в повести «Когда утихла буря» (1950) специально выведенные для уничтожения советских посевов насекомые-вредители, в повести «Made in...» (1962) – снова робот-шпион, оснащённый фотокамерами и телепередатчиком…
Николай Томан. В созвездии Трапеции. — М.: Детская литература, 1964 г. Тираж: 100000 экз. Рисунок на обложке и внутренние иллюстрации А. Малеинова.
Но сейчас я хотел бы поговорить не о шпионских и не о военных произведениях Николая Томана. Передо мной лежит книжка, на тёмно-синей обложке которой изображена летящая девушка в светлом трико на фоне красной ракеты – повесть «В созвездии Трапеции». Почти шестьдесят лет прошло с момента моего первого знакомства с этой вещью Томана. Когда я, младший школьник, читал её, то на скучные для меня моменты текста, типа диспута главных героев повести с художниками-абстракционистами, просто не обращал внимания. Нет, я их не пропускал, просто прочитывал по-быстрому, пробегал глазами, не особенно задумываясь над сутью. Меня волновало другое — когда её персонажи, наконец, справятся с гравитацией и начнут летать...
Рисунок художника А. Малеинова в книге Н. Томана "В созвездии Трапеции" (1964).
Казалось бы, известный факт — повесть известного советского фантаста Владимира Михановского «Случайные помехи» публиковалась дважды: в номерах 2 и 3 журнала «Техника — молодёжи» за 1989 год и этот же вариант без изменений был перепечатан в ежегоднике издательства «Молодая гвардия» «Фантастика-90». Причём каждая из публикаций сопровождалась подзаголовком «главы из повести».
На странице повести на сайте «Лаборатория фантастики» сейчас можно прочитать следующее:
цитата
Повесть известная только в сокращенном варианте (главы из повести). В полном оконченном варианте повесть под таким названием не издавалась.
И у самой повести в библиографии автора стоит та же пометка «главы из повести».
Благодаря коллеге punker, который вот уже многие годы неутомимо копается во всякого рода непрофильной периодике и регулярно выуживает оттуда всяческие — в том числе фантастические — редкости, было выявлено, что в совершенно неизвестном любителям фантастики журнале ранее внутренних войск МВД, а теперь Росгвардии «На боевом посту» в 1990-е годы кое-какая фантастика публиковалась. И в номерах 4, 5 и 6 за 1990 год была обнаружена неучтённая в библиографии В. Михановского повесть «Боль возвращения»! Что это — совсем доселе неизвестное произведение или альтернативное название чего-то известного? Беглое сравнение текстов показало, что перед нами — полный вариант тех самых «Случайных помех», которые публиковались ранее лишь в виде отдельных глав, причём полный вариант почти в три раза больше сокращённого!
С любезного разрешения punker я и делюсь с подписчиками моей колонки и основных рубрик сайта этой историей и привожу для примера несколько страниц из публикации повести в журнале «На боевом посту». Полный текст публикации можно скачать на сайте журнала, а только страницы с текстом повести — по ссылке.
Может быть, всё вышесказанное далеко не сенсация и любителям фантастики хорошо известно, однако никакой информации об этом на просторах Сети я не нашёл. Удивительно, но и сам автор за последовавшие после публикации повести почти тридцать лет (а умер он в 2019 году) никак наличие полного варианта не комментировал.
Для всех заинтересовавшихся изысканиями punker в отечественной периодике, даю ссылку на открытую им тему форума.
В диалог-дискуссию (в заголовке я сознательно разбил слово, чтобы выделить часть «ди») о фантастике 1967 года со статьей профессора и доктора физико-математических наук Александра КИТАЙГОРОДСКИЙ «Злоключения здравого смысла» в этом же номере «Литературной газеты» вступил искусствовед Юлий КАГАРЛИЦКИЙ:
Ю.КАГАРЛИЦКИЙ, доцент, кандидат искусствоведения: «Здравомыслие фантастики»
В тяжелое положение ставит профессор А.КИТАЙГОРОДСКИЙ человека, решившего с ним поспорить! В обычном споре у каждого своя позиция, он ее и отстаивает. Но что поделаешь, если я не согласен с А.КИТАЙГОРОДСКИМ не только со своей, но и с его собственной позиции!
Я не возьму в толк, например, почему человек, который верит в погибшую цивилизацию Атлантиды, сигналы с далеких звезд, снежного человека и искусственные спутники Марса, тем самым не признает законов природы. Все эти допущения вроде бы никаким законам природы не противоречат, наука этим занималась, а кое-чем и сейчас продолжает заниматься совершенно всерьез, причем опять же споры идут не между литераторами и учеными, а между самими учеными, которые, как я слышал, даже приводят в этих спорах аргументы, а не просто обвиняют друг друга в мистике и поповщине.
Скажем, искусственные спутники Марса и сигналы с далеких звезд отнюдь не придуманы какими-либо безответственными литераторами. Обе эти гипотезы обоснованы в книге известного астронома, члена-корреспондента Академии наук И.С.ШКЛОВСКОГО «Вселенная, жизнь, разум».
Точно так же дело обстоит с Атлантидой. И, к сожалению, очень похоже дело обстоит со снежным человеком. Его не нашли, но не потому что он чему-то противоречит, а просто потому, что его нет в природе. Впрочем, это только мое скромное мнение литератора. Такой серьезный ученый как Б.Ф.ПОРШНЕВ, считает, напротив, что он существует.
Согласно профессору КИТАЙГОРОДСКОМУ легковерен тот, кто верит в гипотезу. Даже тогда, когда он неплохо уже обоснована. И нелегковерен тот, кто истово верует во все, что дает ему сегодняшний уровень знания. Заметьте: «То, что противоречит науке, называется чудом или чепухой». Так и сказано: не «природе», а «науке». Это не оговорка.
Словом, не доверяйте тому, что будет. Оно еще то ли будет, то ли
не будет. Другое дело, молекулы, диффузия, «радости простого земного бытия» и «счастье будней».
Мне кажется, что если слово «легковерный» произвести от слов «легко верить», то легковерными окажутся как раз последователи моего уважаемого противника. Всегда легче верить в то, во что верят все. А гипотеза (притом, как все знают, порою довольно безумная) и есть форма критического мышления в науке. И если профессору самому захотелось сослаться на ЭЙНШТЕЙНА, давайте задумаемся, на чьей стороне были бы сторонники профессора КИТАЙГОРОДСКОГО в знаменитых спорах, происходивших в двадцатые годы вокруг теории относительности. Ведь ЭЙНШТЕЙН, ко всему прочему, не «строил кирпич за кирпичом». Он произвел революции в науке.
И еще. Профессор КИТАЙГОРОДСКИЙ, возмутившись против тех, кто «пользу противопоставляет развлечению и удовольствию», тут же предлагает чуть ли не в законодательном порядке отделить вещи серьезные от тех, занимательных, но несерьезных вещей, которые, по его мнению, пишет Станислав ЛЕМ (специально, как я мог понять, для развлечения ученых). Я не говорю уже о том, что Станислава ЛЕМА принято считать не развлекателем, а одним из крупнейших современных фантастов. Не говорю и о том, что у ЛЕМА (кстати, врача по образованию) описан классический случай раздвоения личности. Повторяю, дело даже не в этом – просто, где тут логика?
В статье профессора КИТАЙГОРОДСКОГО есть даже определение научной фантастики («книга, в которой автор, возводя в энную степень достижения науки, фантазирует о будущем»). Это полезно. С определениями научной фантастики дело сейчас обстоит из рук вон плохо. Специалисты в последнее время воздерживаются от подобных определений – слишком разрослась и слишком многофункциональна стала фантастика. Поэтому в формуле профессора КИТАЙГОРОДСКОГО огорчает, что она не нова. Приблизительно так определил шестьдесят четыре года назад одну из сторон своей фантастики Жюль ВЕРН. А мне бы не хотелось, чтобы наша советская фантастика почти семьдесят лет спустя свелась к ограниченно понятому Жюлю ВЕРНУ.
Давно известно, что «здравый смысл» — это устоявшийся опыт. Он историчен. Тот самый здравый смысл, который сегодня нам подсказывает, что земля круглая, какое-то время тому назад подсказывал, что земля – плоская. Ни одно действительно крупное революционное открытие в науке никогда не отвечало «здравому смыслу». Оно прямо ему противоречило. И если профессор КИТАЙГОРОДСКИЙ выступает в защиту устоявшегося мышления, он, естественно, выступает в защиту здравого смысла. Здесь, во всяком случае, он совершенно логичен.
Прав профессор КИТАЙГОРОДСКИЙ и тогда, когда говорит, что фантастика противоречит здравому смыслу. Противоречит. На то она и фантастика. Но это не значит, что она противоречит науке. Наука не исчерпывается здравым смыслом.
В науке есть два метода, друг друга дополняющие. В одном случае ученый идет от фактов к обобщениям, в другом от гипотезы к фактам. Научная фантастика тяготеет ко второму методу. По крайней мере – современная фантастика, в чем она и близка современной науке.
Мы часто говорим о научной революции XX века. Может быть, иногда ее лучше называть «концептуальной революцией». Человек, который следит за развитием современного знания, может не сразу понять сокровенную суть тех или иных новых концепций, но его, безусловно, не оставит ощущение грандиозного сдвига, который произошел в нашем мышлении. Фантастика и передает ощущение этого сдвига, и сама ему способствует. Она избавляет людей от стереотипов мышления.
Что касается положительного знания, то его лучше передает не научная фантастика, а научно-популярная литература. Боюсь, ее и спутал с фантастикой мой уважаемый противник.
Дело в том, что фантастика – литература. А литература обычно не черпает свой авторитет в достоверности приведенных фактов. Она сообщает не подлинное, а «похожее» — такое похожее, что оно кажется подлиннее действительных событий. Про литературу принято говорить, что она обобщает. Вот так же и фантастика обобщает. То, что она говорит о науке, может совпадать с самой наукой, а может и не совпадать – быть только на нее «похожей». Но она имеет право называться научной как в первом, так и во втором случае. Условие здесь только одно – соответствие типу научного мышления своего времени.
Многие науки сомкнулись сегодня в одну большую науку, объясняющую мир, и ни одна частная наука не может развиваться без того, чтобы все время не соотноситься с этой большой наукой.
Научная фантастика больше не дает советов по частным отраслям знания. Она истолковывает мироздание.
Вот почему я уверен, что профессор КИТАЙГОРОДСКИЙ заинтересуется научной фантастикой. И тогда нам не о чем будет спорить. Ведь фантастика говорит сама за себя.
«Литературная газета» №25 от 21 июня 1967 года, стр. 8.
В. Савченко. Открытие себя. — М.: Молодая гвардия, 1971
В РЕДАКЦИЮ пришло письмо. Его автор В. Азеф — наш читатель из города Саратова — резко и нелицеприятно критикует один прочитанный им роман. Вот выдержки из этого письма:
«Передать «своеобразие» этой книги только своими словами мне не под силу, да и рискованно: кто поверит, что я не сгущаю краски? Итак, привожу цитаты:
«А когда он первый раз приказал желудку прекратить выделение соляной кислоты, то еле успел домчаться до туалета — такой стремительный понос прошиб его…»
«Оказывается, у пропорционально сложенного мужчины ягодицы расположены как раз на половине роста. Кто бы мог подумать!»
Эти строки взяты из научно-фантастического романа Владимира Савченко «Открытие себя», которому издательство «Молодая гвардия» уделило весь 22-й том пользующейся огромной популярностью «Библиотеки современной фантастики».
О чём же этот роман? Герой его — инженер Кривошеин — изобретает «машину-матку», способную воссоздавать людей. Творческий процесс её изобретения очень оригинален:
«И в коридоре мне на глаза попался бак… Я выставил в коридор все печатающие автоматы, на их место установил бак, свёл в него провода от машины, концы труб, отростки шлангов, вылил и высыпал остатки реактивов, залил водой поднявшуюся вонь и обратился к машине с такой речью:
— Хватит чисел! Мир нельзя выразить в двоичных числах, понятно? А даже если и можно, какой от этого толк? Попробуй-ка по-другому: в образах, в чём-то вещественном… чёрт бы тебя побрал!»
О языке романа, помимо вышеприведённых, можно судить и по таким цитатам:
«…то и дело мочился красивой изумрудной струёй». «Беспощадное утро! Наверно, именно в такое трезвое время дня женщины, всю ночь промечтав о ребёнке, идут делать аборт».
Мне кажется, что с романом «Открытие себя» издательство явно поторопилось, ибо нет в нём ни одного яркого характера, нет и подлинной картины напряжённого исследовательского труда».
Письмо В. Азефа — три страницы убористого текста. Мы привели наиболее мягкие и спокойные выражения из этого письма, показавшегося нам очень уж злым. Наверное, именно поэтому мы вначале отнеслись к нему несколько настороженно… Однако мы решили прочитать роман, чтобы выяснить, что же привело в такое негодование нашего корреспондента.
Прежде всего В. Азеф совершенно прав, говоря о том, что красно-серые томики «Библиотеки современной фантастики» популярны необыкновенно. Достаточно сказать, что планировалась «Библиотека» как пятнадцатитомник, но по многочисленным просьбам читателей издательство «Молодая гвардия» «продлило» её ещё на десять томов. Несколько смутил нас, правда, тот факт, что из 24 вышедших книжек «Библиотеки» лишь четыре отданы советской фантастике. Но в конце концов, подумали мы, аргумент «мало, зато хорошо» заслуживает внимания. Наверное, роман Владимира Савченко «Открытие себя» — выдающееся произведение, если автор его — в общем-то почти новичок в фантастике — поставлен издательством в один ряд со «звёздами» отечественной и зарубежной научно-фантастической литературы. С такой мыслью мы и открыли вышеупомянутый том.
…Инженер Кривошеин, главный герой романа, совершает грандиозное открытие (правда, заметим, уже давно запатентованное в фантастике): изобретает машину, которая «дублирует» людей. И вскоре по страницам книги уже ходят четыре Кривошеина, что создаёт немалые трудности финансового порядка (одна зарплата на всех четверых), любовного (одна любимая на всех четверых) и прочие. Кроме того, «дублирование» главного героя позволяет автору заинтриговать читателя в общем-то довольно примитивным приключенческим сюжетом. Из-под пера В. Савченко появляются хамоватый и предельно тупой следователь Онисимов и его подчинённый милиционер Головорезов (!). Оставим на совести автора романа развитие детективной интриги, словно заимствованной из многочисленных пародий. Отметим только, что следствие заходит в тупик, а З-Кривошеин-3 (в результате одного из опытов их остается трое) приходят к выводу, что «дублировать» людей нехорошо, зато с помощью машины можно усовершенствовать человечество, избавив его от дурных черт и наклонностей.
«И это всё?» — спросит читатель.
Увы, дорогой читатель, это всё. Остальное занимают размышления автора об открытии — в частности и вообще, — о биологии, о человеке, о жизни. К этим страницам В. Савченко мы сейчас и обратимся.
Возьмём, к примеру, процесс создания «машины-матки». Наш читатель совершенно прав, называя его «оригинальным»: даже самый безудержный фантаст вряд ли осмелился бы предложить в качестве научного способа свести в бак «провода от машины, концы труб, отростки шлангов, вылить и высыпать остатки реактивов, залить водой поднявшуюся вонь» и, заперев лабораторию, ожидать чуда (которое в романе и свершается). Но, может быть, подумали мы, В. Савченко подсмеивается над своим героем, иронизирует? Ничего подобного! Дальше мы читаем:
«...если бы я вёл эксперимент строго, логично, обдуманно, отсекал сомнительные варианты — получил бы я такой результат? Да никогда в жизни! Получился бы благополучный кандидатско-докторский верняк — и всё».
Бедные бедные Эйнштейн и Ферми, Кюри и Резерфорд, Бор и Ландау! Вот, оказывается, как вам надо было работать. А вы-то!..
Название, которое дал своему роману В. Савченко, несомненно, приковывает внимание: «Открытие себя»… И не прав будет тот читатель, который осмелится упрекнуть автора в некоторой претенциозности или нескромности. Правда, как же всё-таки можно себя открыть, остаётся для читателя загадкой. Зато он с лихвой будет вознаграждён открытием у В. Савченко большой «творческой смелости». Причём В. Савченко вовсе не прячет эту сторону своего дарования. Он начисто лишён ложной скромности. После очередного «выстрела» по чувствам и этике он словно любуется собой, как бы говоря: «Во как я могу! Здорово, а? А могу ещё и так…»
«…щекотно сокращались кишки… сладостной судорогой отзывался на сигнал нервов надпочечник…»
«…лицо его исказила яростная радость естественного отправления».
Если после этих цитат у читателей создалось впечатление, что перед ними — популяризация учебника по патофизиологии, то они опять же не правы. Потому что, помимо подобных «откровений», В. Савченко, следуя заглавию романа, открывает и другие грани своего «дарования». Он, например, пишет: «побрёл, разгоняя сумкой туман» (свежо, не правда ли?), или: «масляные трансформаторы подстанции стояли, упёршись охладительными трубами в бока, как толстые бесформенные бабы».
Страницы романа изобилуют «блёстками» стиля, от которых прямо захватывает дух. Здесь и «глаза её обещали полюбить…», и «женщины уважают безрассудность», и «две студентки», которые «с интересом поглядели на красивого парня, помотали головами, отгоняя грешные мысли…».
«Грешные мысли» появляются и у читателя. «Может быть, — спросит он, — всё это так, чепуха, издержки, а главное в романе — наука?»
Есть в романе наука, уважаемый читатель, есть. Её тут много. Так много, что продраться сквозь неё просто немыслимо, не говоря уж о том, чтобы понять что-либо. Ну вот, например:
«Расшифровываю другую ленту: «Нежность душ, разложенная в ряд Тейлора, в пределах от нуля до бесконечности сходится в бигармоническую функцию». Отлично сказано, а?»
А? Каково? Вы всё поняли? Нет? Ну, тогда вот вам другая научная мысль, попроще:
«— Ты напрасно так ополчаешься на биологию. В ней содержится то, что нам нужно: знания о жизни, о человеке».
А может быть, цель романа — воспитательная? Может быть, автор хотел увлечь нас характером главного героя, его самоотверженностью, героизмом? Увы, нет. Во-первых, потому что герой этот условен и схематичен до скелетности, а во-вторых, такая задача противоречила бы концепции В. Савченко:
«Видимо, идея «воспитывать на литературных образцах» рождена мыслью, что человек произошёл от обезьяны и ему свойственна подражательность».
Странная, мягко говоря, мысль, хотя вроде бы и не шутка.
А шутить после прочтения книги, честно говоря, и не хочется.
Прежде всего хочется признать, что автор письма в редакцию, как мы теперь убедились, совершенно прав. И нам не совсем понятно, что имел в виду Д. Биленкин, когда в написанном им послесловии заявил: «Роман В. Савченко «Открытие себя» затрагивает, можно сказать, трепещущий нерв современности».
А ещё хочется пожалеть о том, что, работая над рукописью романа, работники издательства «Молодая гвардия» не обратили внимания на очень мудрый совет, в нём содержащийся: «…надо… дивиться великому чувству меры у природы». Но «дивиться» — этого всё-таки мало. Этому «великому чувству» нужно ещё и следовать.
М. Дейч. Несостоявшееся открытие (рецензия-фельетон) // «Литературная Россия», 6 апреля 1973 г., № 14 (534)
облако тэгов
